Морской Волк, том 2 - Страница 70

– Человек за бортом! Два человека! Три..

Максимально приближаемся, в темпе готовим шлюпку. Радар, эфир, акустика – все чисто. Можно рискнуть. Кого выловят на этот раз?

На борт поднимают двоих – как мешки. По докладу старшины Логачева, «там еще трое плавали, но уже холодные точно». Один в форменном кителе, по знакам различия, как заметил Кириллов, капитан-лейтенант. Снова командир лодки попался? У второго форма какая-то непонятная, тут даже наш «жандарм» затруднился ответить, черная, похожая на эсэсовскую.

– К Князю их, и охранять! – командую я («большаковцев» нет, кого озадачить?) – Петрович, распорядись, кто меньше занят.

Ну а нам – наверху делать больше нечего. Пока еще кого-то черт не принес.

– Все вниз, погружение!

Ныряем под перископ. Наверх выставлена антенна и РКП. Работают компрессоры, пополняя запас воздуха высокого давления – но даже с этим, мы противника надводного и подводного услышим раньше. Все ж не начало двадцать первого – когда такая наглость вблизи базы НАТО привлекла бы серьезные неприятности в мирное время, и была бы однозначно гибельной в военное. Что может быть сейчас, худшим вариантом? Прилетит «Дорнье», с зорким пилотским глазом в качестве единственного средства обнаружения, и парой пятидесятикилограммовых глубинок, вместо самонаводящихся торпед. Вражеские субмарины, главный наш противник там, здесь вообще можно не считать угрозой, по крайней мере пока мы под водой. Ну а надводные корабли, даже в нашем времени, против таких как мы, были скорее «сторожами» и «загонщиками», чем активными «охотниками». Да и нет сейчас в Норвегии, немецких эсминцев. Хотя, по статистике, в эту войну, если брать все субмарины всех флотов, утопленные надводными кораблями – то наиболее отличились не эсминцы, как ни странно, а всякая мелочь: фрегаты, корветы, тральщики, эскортники, даже траулеры мобилизованные, и то эсминцев опережают. Это при том что эсминцы как правило, имели приоритет в оснащении разными новинками, вроде гидролокаторов и реактивных бомбометов, да и экипажи на них были кадровые – не вчерашние рыбаки. Слышал объяснение, что если для эсминцев охота за субмаринами была лишь «одной из задач», то эскортная мелочь только этим и занималась: практика и опыт были не в пример больше. Что имеет к нам самое прямое отношение, если немецкие «зерштроеры» за всю войну вообще не могли похвастаться ни одним успехом в противолодочной войне (да и «большие миноносцы», тоже, но тут я не уверен) – то на счету их мелочи только наших лодок несколько, и в их числе видяевская Щ-422, в той истории погибшая в июне сорок третьего.

Ну да мы же им подставляться не будем. Намного раньше обнаружим. И простор, и глубина – поди поймай. И – локаторов все ж на восьмисоттоннках не было. Ищите!

Пока же – кого мы там выловили? Где «жандарм» – в медотсеке? Ну да, из всего экипажа немецким владеют лишь он, и Сидорчук. Запрашиваю по «Лиственнице» – как успехи? Отвечает Князь:

– Оба пришли в себя, годны к допросу, это плюс. Один годен ограниченно, это минус.

– Что значит, ограниченно? Башкой долбанулся, крыша съехала?

– Оказался буйным, сразу полез в драку, пришлось усмирять. Перелом руки и двух ребер – впрочем за ребра не уверен, тут могло быть и раньше, ударился когда за борт вылетал. Ну и фэйс немного отрихтовали, в воспитательных целях. Я ему укол вкатил, спит сейчас.

– А второй?

– Полностью лоялен. Наблюдая за процессом, впечатлился до упора. Счас «жандарм» наш с ним общается.

– Кто они, установили?

– Так точно. Один, как и думали, командир лодки. А вот второй, держись за стул, командир, это ихний комиссар! По приказу самого фюрера, назначаются сейчас на каждый корабль, для контроля над идейностью и обеспечения линии, ну в общем, все как у нас в семнадцатом! Даже право отменять приказ командира – и то у нас содрали, собаки!

Естественно, предполагаю, раз буйный и идейный, то это комиссар. А командир значит, второй. Оставляю ЦП на Петровича, иду в медотсек. Застаю там, кроме Князя и Кирилова, еще Пиночета, Сидорчука, главстаршину Логачева, и двоих матросов. Немец сидит на стуле, весь вжался, будто хочет ниже ростом стать, что удается ему плохо – рослый, откормленный, харя хоть в депутаты (и здоровенный фингал на морде, вокруг левого глаза). Переодет уже в сухое, но мундир его тут же валяется, действительно странный – вроде флотский, черный, но на воротнике и рукаве руны СС, молнии скрещенные. Так значит теперь – не кригсмарине у них, а ваффенмарине СС, слышал уже..

Увидев меня, Князь вскакивает по стойке «смирно», вскидывает руку к пустой голове – приколист хренов! – и незаметно толкает локтем Сидорчука, тот, моментом врубившись, делает то же самое. Кириллов досадливо машет рукой – не мешайте, проходите, садитесь: видите, мы работаем.

И тут немец вскакивает и, выбросив руку в их приветствии, совсем как в кино, орет со всей глотки:

– Хайль Сталин!

Мы все так и грознули смехом. Даже Кириллов.

– Вояка, блин! – говорю – Александр Михайлович, чтоб вас не отвлекать, что у него по моей части? Какая боевая задача у них была, какие силы еще развернуты. И – что они о нас сообразили? И успели ли радировать? В общем, все что он конкретно ценного для нас сейчас знает, как командир лодки.

– Михаил Петрович, так это не командир, а «комиссар» их. А командир в изоляторе отлеживается, после того как с ним Сидорчук с Логачевым пообщались..

Я на миг хренею. Кириллов рассказывал, как Брода, командир U-209 на допросе спешил выложить – что знает и не знает. Командир U-251, которая в Карском море без винтов болталась, тоже, как в плен попал, кололся до дна, как в детективах пишут. И даже командир U-376, с интересной фамилией Маркс (да еще и имя у него, Фридрих-Карл, вот юмор, если и впрямь какой-то дальний родственник?) – тоже, как обмолвился старший майор, упорства особого на допросе не показывал. Но если ты комиссар, так по должности обязан идейным быть, до упора, это ж твоя боевая специальность, на подлодке, где пассажирам места и даже воздуха лишнего нет! Языком молоть любой козел может – а ты выстоять попробуй, когда вот так. А не смог – дерьмо ты собачье, а не человек, и уважения заслуживаешь столько же.